Хотя ветеран в конечном итоге осужден на тот срок, который он уже отсидел, чрезвычайно насторожил прессу прецедент - приговор за борьбу с нацистским режимом выносится в Европе впервые с 1945 г., когда по не зависящим от них причинам прекратили работу нацистские суды. Но, как это порой случается, судебное разбирательство принесло своим вдохновителям совершенно не те результаты, которые ожидались.

Анализируя ход судебного процесса, пресса с возмущением описывала сопутствующие детали - факт изъятия во время ареста Кононова его мундира с советскими наградами, который на суде демонстрировался как важная улика, отказ в допуске на похороны сына, несмотря на то, что кладбище располагается рядом с тюрьмой, и т. п. К сожалению, циничное поведение властей отвлекло наблюдателей от обстоятельств дела, которые сами по себе представляют значительный интерес.

Деяния, вмененные Кононову в вину, заключаются в следующем. Покинув Латвию в 1941 г. вместе с отступающими советскими войсками, после окончания курсов подрывников в 1942 г. он был заброшен в эту оккупированную немцами прибалтийскую республику, где в составе партизанской бригады Лайвиня вел вооруженную борьбу и, в частности, взорвал больше 10 немецких эшелонов. В мае 1944 г. руководимой им группе подрывников было поручено задержать и доставить в расположение бригады лиц, уличенных в пособничестве немецким оккупантам, а по версии следствия, мирных жителей села Малые Баты Лудзенского района, готовившихся отметить христианский праздник Троицы.

Выдумка властей легко опровергается материалами дела, где имеется справка о том, что потерпевшие Шкирмантс и Крупниексы были зачислены в Мердзенскую роту 3-го Лудзенского полка ополченцев. Это вооруженное подразделение было образовано по распоряжению немецкой оккупационной администрации и входило в состав вермахта. Интересно, что собственную версию о невмешательстве селян в русско-германский конфликт опровергла сама прокуратура, предъявив Кононову обвинение в краже у них оружия - как известно, хранить на оккупированной территории оружие могли только полицаи, для всех прочих мирных жителей это означало верный расстрел.

Не оспаривается сторонами, что в феврале 1944 г. в селе заночевала партизанская группа, которую гражданин Крупниекс разместил у себя в сарае, а затем через старшего в селе полицая Булса сообщил об этом в немецкий гарнизон, расквартированный в соседнем селе. Утром группу окружили и на месте расстреляли, за что Крупниекс получил небольшой бонус - деньги, новую веялку, древесину и 10 кг сахара, а его родственницы обратили в свою собственность одежду убитых в составе группы медсестры и ее малолетнего ребенка. Однако активная жизненная позиция не пошла мирным жителям на пользу, т. к. обернулась приговором трибунала 7-го Зилупского партизанского отряда за пособничество оккупантам. Крупниексы, Булс, Шкирмантс и еще несколько пособников (всего 9 человек) завершили свой земной путь тут же в селе, что прокуратура, руководствуясь действующей с 1993 г. ст. 68-3 УК Латвии, расценила как военное преступление.

Применение латвийскими судами закона, не подлежащего применению, не позволяет всерьез говорить о законности приговора - в соответствии со ст. 7 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированной Латвией в 1997 г., никто не может быть признан виновным в совершении преступления вследствие действия, которое согласно действовавшему в момент его совершения внутреннему или международному праву не являлось уголовным преступлением. Однако такого рода процессуальные грешки латвийское правосудие допускает не впервые - обратная сила закону (вопреки ст. 5 местного УК) придавалась, например, в делах лиц, замешанных в высылке антисоветски настроенных латышей (несомненную моральную ответственность за участие в бессудных репрессиях Латвия сумела превратить в уголовную), и говорить об этом не имело бы смысла до того, как оценку этой практике даст Европейский Суд по правам человека, куда адвокаты осужденных уже обратились. В деле Кононова латвийские власти, увлекшись рассуждениями об оккупации Латвии Советским Союзом, подтвердили правоту Вольтера, отмечавшего, что запальчивость мошенникам категорически противопоказана.

В обвинительном заключении Кононов характеризуется как представитель "оккупационной власти СССР, которая на заключительном этапе второй мировой войны возобновила свой оккупационный режим в Латвии" со ссылкой на декларацию об оккупации Латвии, принятую сеймом 22 августа 1996 г. Между тем, прокуратура не учла, что нарушение законов и обычаев войны может иметь место только и исключительно в том случае, если государства находились в состоянии войны между собой, и войска одного государства оккупировали территорию другого. В противном случае нельзя совершить убийства, истязания и увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории. Если так, то какое же государство оккупировал Советский Союз в лице своего представителя Кононова в мае 1944 г.? Немцы не предоставляли суверенитет восточным территориям; рейхсминистр Розенберг одно время планировал создание буферных государств в Белоруссии, Туркестане и на Украине, пока фюрер не разъяснил ему всю порочность подобной политики. Что касается бывших республик Прибалтики, об их независимости не могло быть и речи. Поскольку территория Латвии составляла генеральную область рейхскомиссариата Остланд, которым руководил обергруппенфюрер Лозе (в июле 1941 г. Розенберг индивидуально наставлял его о необходимости "препятствовать любым поползновениям на создание государств"), - очевидно, что, обвиняя партизан в оккупации, латвийское правосудие ставит им в вину посягательство на суверенитет Германии и нарушение прав ее населения.

Внимание прессы не раз привлекала фактическая легализация в современной Латвии военнослужащих так называемого "латышского легиона", на самом деле представлявшего собой две латвийские дивизии СС. К этому можно было бы отнестись снисходительно с учетом довольно куцей истории Латвии, почти неизменно находившейся под управлением того или иного соседа, - страна (как и Эстония, где также формировалась эсэсовская дивизия) просто не располагает другими примерами, способными вдохновлять подрастающее поколение. Тем же самым может объясняться политика латышей в области монументальной скульптуры - прославление нацистов и демонтаж советских памятников, оскорбляющих их вкусы (для сравнения отметим, что литовцы с их 800-летней государственностью, в средние века контролировавшие территорию от Балтийского моря до Черного, в СС служить не пошли - хотя с немцами, как и почти все народы СССР, конечно, сотрудничали - и в годы независимости до преследования некоренного населения не унизились). Разумеется, последние события заставляют усомниться в том, что речь идет всего лишь о широте взглядов и толерантности: тесные рамки оплакивания трагедии маленькой нации, попавшей в жернова схватки тиранов, латвийские власти давно преодолели.

Мобилизация, проводившаяся на основании приказа Гитлера от 16 февраля 1943 г., оставляла латышам возможность выбора - вместо службы в СС или вспомогательных частях вермахта они могли ограничиться менее выгодным участием в оборонных работах. Поступившие в СС приносили присягу на верность фюреру, доказав ее на деле, когда латышских "легионеров" отправили воевать в Псковскую область, что придает особую пикантность рассуждениям сейма об оккупации Латвии. Как бы ни понимали свою миссию латышские эсэсовцы, после того как Нюрнбергский трибунал признал СС преступной организацией, двух мнений относительно деятельности "легионеров" быть уже не может. Если призыв командующего латвийскими войсками Раймонда Граубе (на снимке) "черпать силы и энергию в трудные минуты" у старых эсэсовцев, которые, "не жалея себя", до сих пор зовут "нас в бой", принято было воспринимать как личный взгляд отдельно взятого реваншиста, то благодаря приговору по делу Кононова государственная политика Латвии приобретает логическое завершение.

Любопытно, что влюбленным в рейх латышам немцы отнюдь не платили взаимностью. Все области Прибалтики подлежали целенаправленной немецкой колонизации: как разъяснял в 1942 г. рейхсфюрер СС, под прибалтами следует понимать исключительно прибалтийских немцев, тогда как полноценность всех прочих предстояло еще проверять и проверять. Лучше всего дела обстояли у эстонцев, среди которых "полноценных" было примерно 50%, тогда как латыши неизменно огорчали рейх расовым материалом крайне низкого качества. За годы "нового порядка" было уничтожено 313 798 жителей Латвии, и можно предположить, что только из-за недостатка времени латыши не разделили судьбу своих близких родственников пруссов, которые благодаря соседству с немцами полностью исчезли с лица земли.

Несмотря на отдельные странности, чрезмерная демонизация молодой латвийской демократии была бы преувеличением - переизданием антисемитской литературы 1942 г. и использованием непечатных выражений, которые, по мнению рижской прокуратуры, совершенно не разжигают национальной розни, Латвия, вероятно, скоро переболеет, в чем ей, несомненно, помогут еврейские организации. Дела русскоязычного населения обстоят намного хуже - влиятельные защитники у него отсутствуют; честные люди в Латвии были всегда (даже в годы оккупации многие решались прятать представителей некоренного населения: латыш Янис Липке спас таким образом 55 евреев) и наверняка есть и сейчас, но не они определяют сегодня государственную политику, о чем свидетельствует альтернатива, очерченная для русских Вике-Фрейбергой, - уехать в Россию или стать латышами.

Немаловажную роль в конфликте может сыграть восприимчивость коренного населения. Латышские стрелки служили надежной опорой диктатуре пролетариата ("Не ищите в деле обвинительных улик", - учил видный чекист Лацис, ориентируя коллег на то, что судьбу обвиняемого должно решить социальное происхождение), при немцах латышские полицаи не менее усердно истребляли евреев (по разным оценкам, около 70 000 человек); известно, что персонал печально знаменитого лагеря смерти Саласпилс состоял преимущественно из представителей титульной нации. Сейчас, когда Латвия пробилась в состав могущественных региональных организаций, судьба русских зависит от настроений, царящих в европейских штаб-квартирах. НАТО в лице генсека Яапа де Хооп Схеффера свое безразличие к проблеме русских в Латвии уже засвидетельствовала, Совет Европы продемонстрировал русским видимость сочувствия (Европейский Суд по делу Сливенко недавно взыскал в пользу депортированных из Латвии уроженцев этой страны небольшую компенсацию, однако власти восстанавливать их права не собираются). За Европейским Союзом, куда Латвия вступила на днях, остается решающее слово: преследование "оккупантов" (в т. ч. в русских школах) было бы немыслимо без его благословения. Перед поборниками прав человека в Европарламенте открывается прекрасная возможность доказать свою объективность. Если, конечно, они сочтут это нужным.

Н. Голиков