Над ближайшим лесом звонко распевал свою песню дрозд. Излюбленное его место — верхушка самой высокой ели. Если бы я захватил бинокль, наверняка увидел бы его на одной из них. Вот с истошными криками промчалась небольшая стая дроздов-рябинников. Это они гонят к лесу, прочь от деревни, пернатого хищника — сороку. На застрехах пустых пока деревенских домов устроили рябинники свои прочные гнезда и кое-где уже успели отложить яйца. Теперь главная забота — уберечь их от разорения.

Со всех сторон слышны характерные крики кукушки. Одновременно можно услышать призывное кукование трех, иногда даже четырех самцов. Изредка из глубины леса раздается ответное «ку-ку» самки.

А вот и тяжелое жужжание шмеля. Я знаю — это каменный шмель. Наступившей весной именно они почему-то преобладают в здешнем шмелином сообществе. Каменный шмель всем своим обликом чем-то похож на нашего лесного медведя — такой же темно-бурый, поджарый шерстистый. Только вот кончик брюшка у него в отличие от настоящего медведя окрашен в желтый цвет.

Весь день, несмотря на ветер, шмели эти во множестве гудели на цветах клена — сейчас разгар его цветения, и все любители нектара собрались в его кроне. А у этого, что на бреющем полете кружит вокруг моего наблюдательного пункта, тоже важная задача — он занят поиском жилья. Хотя это ведь не он, а она, шмелиха. Благополучно перезимовала, вылетела из своего укрытия, отогрелась на солнышке, зарядилась энергией, насытилась нектаром, теперь и о потомстве подумать пора.

Сполз я со своего «бизона» и стал наблюдать за шмелихой. Задача ее проста, да не очень. Должна она найти в земле подходящую норку — сухую, безопасную и нужного размера. На мой взгляд, кругом таких немало. Этой весной все поле изрыто мышами, давно такого нашествия не было. На квадратном метре я как-то насчитал двадцать два отверстия. Вот, казалось бы, шмелям раздолье. Выбирай любую мышиную нору, устраивайся в ней, откладывай яйца и расти потомство. Так нет же, шмелиха на представившуюся возможность даже не реагирует. Кружит над мышиными норами, будто не замечая. Знает наверняка, что быстро станет там вместе со своим потомством лакомством для хозяйки норы. Нет, ищет она что-то другое. Стою, не двигаюсь, слежу за полетом. Вот шмелиха нырнула вниз, приземлилась, мощной головой раздвинула сухие прошлогодние соломины и исчезла с глаз. Ну, думаю, нашла, что искала. Нет, минуты не прошло, как показалась в полуметре от места, где скрылась. Вылезла, отряхнулась, как собака после купания, включила «мотор» и вновь начала облет. Низко летит, не выше пятнадцати–двадцати сантиметров над травой, внимательно смотрит вниз. Проделав пять–шесть петель, снова снижается. И опять все повторяется: раздвигаются соломины, ведется неведомый, одной ей понятный поиск, и снова — безрезультатно. И опять — новый облет. Я медленно следую за привередливой самкой, стараясь не спугнуть ее. Хотя, вероятно, ее поведение вряд ли можно объяснить одной только привередливостью, ведь речь идет о судьбе потомства, о продолжении рода. Скорее, ею движут чувство ответственности и настойчивость.

И так шестнадцать раз (!) повторяются попытки найти надежное убежище. И каждый раз это заканчивается ничем. Я уже теряю терпение. Хочу прекратить наблюдения и вернуться к своему «бизону», но вспоминаю Фабра — знаменитого французского натуралиста. Он всегда доводил подобные наблюдения до конца и в результате открыл много удивительного в поведении насекомых. Вздыхаю и продолжаю зигзагообразно двигаться по полю вслед за объектом наблюдений. Единственно, что удается понять в поведении шмелихи, то, что реагирует она на темные узкие щели в сухой траве, а вовсе не на открытые всеобщему обозрению крупные отверстия.

Но тут шмелиха, видимо, сама решила, что на сегодня хватит. Или надумала подкрепиться. Или почувствовала вечернюю прохладу. В любом случае, взмыла ввысь и, набрав максимальную скорость, понеслась точно по направлению к заходящему солнцу.

А оно действительно нижним краем уже почти касалось вершин дальних елей. Стало заметно прохладнее. Вновь потянул ветерок.

Я же, так и не сделав в этот день никакого открытия, последний раз оглянулся вокруг и направился к дому.
С.С. Ижевский