Восстание зародилось в недрах бурных событий революционной осени 1905 года. В октябре жизнь в Москве, как практически по всей стране, была парализована всеобщей стачкой и массовыми выступлениями. Власти демонстрировали полную неспособность справиться с ситуацией. На улицах города были выставлены на постоянное дежурство караулы солдат, сменявшихся через 8 часов; митинги и демонстрации беспощадно разгонялись. Но это вело только к росту антиправительственных настроений и упадку духа среди военных. Даже преданные казаки стали требовать вернуть их на Дон, поскольку были совершенно изнурены несением полицейской службы. Московский генерал-губернатор П.П. Дурново запросил чрезвычайных полномочий, «ввиду происходящих в Москве массовых забастовок и беспорядков», но получил отказ.

Большинство населения так или иначе сочувствовало революционерам. Им активно помогали не только оппозиционная к властям интеллигенция, но и часть московских предпринимателей. Наиболее ярким примером является племянник Саввы Морозова Н.П. Шмидт, который сам организовал на своей фабрике боевую революционную дружину. Московская Дума, орган городского самоуправления, фактически поддерживала выдвигавшиеся революционными партиями лозунги, такие как политическая свобода или улучшение условий труда и жизни рабочих. Городская Дума только настаивала на мирном характере освободительного движения и осуждала забастовки, если это угрожало удовлетворению насущных потребностей горожан. Впрочем, революционеры не оценили либеральных настроений думских гласных (депутатов). Когда думцы пригласили к себе социал-демократов, те потребовали немедленно передать власть в городе их революционному комитету.

17 октября, под нарастающим давлением революционной стихии, император Николай II издал манифест, которым российским подданным даровались основные гражданские права, а самодержавие фактически отменялось — отныне ни один закон не мог быть принят без участия выборных представителей населения. На следующий день Императорский манифест был зачитан московским городским головой князем В.Н. Голицыным на чрезвычайном заседании Думы. Думские гласные слушали манифест стоя, неоднократно прерывая чтение криками «ура!».

Впрочем, наставшие после опубликования манифеста «дни свободы» превратились в настоящую вакханалию анархии. Власти практически устранились от наведения порядка. Жертвами эксцессов становились сами революционеры. 18 октября был убит один из лидеров московской организации большевиков Н.Э. Бауман. Ответом на убийство Баумана, в котором обвинили «царскую охранку», по мнению революционеров, могло быть только вооруженное восстание. «Мщение, товарищи! Пора взяться за оружие для решительного удара!» — говорилось в большевистских листовках.

При пассивности властей подготовка к выступлению с оружием в руках велась совершенно открыто. Московский комитет РСДРП вышел из подполья и легально выпускал свои газеты «Борьба» и «Вперед» с призывами к восстанию. О грядущем свержении царизма говорили ораторы с трибун общественных театров и учебных заведений, превращенных в революционные клубы. Реальное училище Фидлера, Московское Высшее техническое училище стали центрами военной подготовки, где знакомили с огнестрельным оружием и взрывчаткой, обучали тактике уличного боя. На фабриках и заводах революционерами создавались все новые боевые дружины. Прямо в цехах предприятий было налажено производство ручных гранат и фугасов. Целыми ящиками закупались пистолеты и боеприпасы.

Власти не допускали возможности массового восстания. Основная ставка в борьбе с революционерами делалась на нейтрализацию их руководства. 3 декабря был арестован Петербургский совет рабочих депутатов, подобная же полицейская акция планировалась в Москве на 10 декабря. Однако московские революционеры не собирались ждать. После получения известий об арестах в Петербурге на крупнейших заводах Москвы прошли собрания, состоялись городские конференции главных революционных партий — эсеров, большевиков, меньшевиков. Хотя звучали голоса, что подготовка к восстанию еще не закончена, большинство высказалось за немедленные действия.

6 декабря это решение утвердил Московский совет рабочих депутатов, постановивший начать со следующего дня всеобщую политическую стачку и стараться перевести ее в вооруженное восстание. Моссовет поддержало руководство профсоюзов железнодорожников и почтово-телеграфных служащих. Успех октябрьской стачки обеспечили именно они, полностью парализовав транспорт и связь. Большие надежды возлагались и на революционные настроения солдат Московского гарнизона. Революционеры помнили, что буквально за несколько дней до того произошли выступления солдат расквартированных в Москве резервных саперных батальонов, Ростовского и Несвижского гренадерских полков.

В волнениях среди солдат власти видели главную угрозу. В то же время массовое выступление рабочих стало для властей полной неожиданностью. К такому развитию событий московская администрация оказалась не готова, тем более что незадолго до этого в ней полностью сменилось руководство: ушли в отставку генерал-губернатор П.П. Дурново и гражданский губернатор Г.И. Кристи. Их заменили В.Ф. Дубасов и В.Ф. Джунковский. Генерал-губернатор Дубасов, который обладал в Москве высшей военной и административной властью, прибыл из Петербурга только 4 декабря и, конечно, не мог сразу войти в курс дела. Еще 6 декабря Дубасов (в прошлом — военный моряк), обращаясь к москвичам с балкона генерал-губернаторской резиденции на Тверской, заявил, что при нем «крамола не посмеет поднять голову».

Однако уже на следующий день, в полдень 7 декабря, в Москве началась всеобщая забастовка. Остановились фабрики и заводы, закрылись театры и учебные заведения, прекратилась подача электричества, встали железные дороги и трамваи, один за другим начали закрываться магазины и лавки. Там, где торговля еще шла, москвичи сметали с прилавков продукты, свечи, керосин. Забивались досками нижние окна, в домах запасались водой. Тем не менее настроение в городе в тот момент, по воспоминаниям, было возбужденно-праздничным. По улицам проходили под красными флагами толпы рабочих и студенческой молодежи, весело поздравляя друг друга с забастовкой.

Впрочем, власти реагировали на ситуацию достаточно оперативно. 7 декабря Москва была объявлена на положении чрезвычайной охраны (до этого в городе действовало положение об усиленной охране). Полиция приступила к намеченным акциям по нейтрализации руководящей верхушки восстания. Вечером 7 декабря Федеративный комитет — объединенный городской штаб революционных партий был арестован. Среди задержанных оказались главные руководители готовящегося восстания В.Л. Шанцлер («Марат») и М.И. Васильев-Южин. Однако, лишившись руководства, низовые организации большевиков и эсеров продолжали действовать самостоятельно

8 декабря в саду «Аквариум» (у Триумфальной площади) полиция разогнала многотысячный митинг, разоружив и задержав несколько присутствовавших там дружинников. В ответ ночью боевики-эсеры бросили бомбы в здание Московского охранного отделения в Гнездниковском переулке. Из полицейских, находившихся в здании, один погиб, двое были ранены. Они стали первыми жертвами восстания. 9 декабря в Москве появилась первая баррикада — на Страстной (ныне Пушкинской) площади. Стянутые для ее уничтожения войска при разгоне толпы ранили 11 человек, один из них вскоре скончался. А вечером войска выдвинулись к Покровским воротам и окружили училище Фидлера. Реальное училище было одним из главных городских центров революционеров, который охраняли полтораста вооруженных дружинников. Дубасов дал команду на применение тяжелого вооружения. К училищу подвезли две пушки. Потеряв при артобстреле трех человек убитыми и 15 раненными, защитники училища сдались.

Разгром училища Фидлера стал началом настоящей войны на улицах Москвы. Революционеры отказались от обороны укрепленных пунктов и перешли к действиям мелкими группами по 3–4 человека. Такие группы быстро перемещались по городу, обстреливали солдат или полицейских и, не принимая боя, отходили проходными дворами. Численность вооруженных дружинников выросла с тысячи человек в начале восстания до 8 тысяч. Правительственные силы состояли из 2 тысяч полицейских и 15 тысяч войск московского гарнизона. Однако, хотя властям удалось удержать войска от революционных выступлений, по настоящему надежны были только драгуны Сумского и казаки 34-го Донского полков. Реально противопоставить восставшим можно было только 1350 солдат. Они составили два небольших отряда, один из которых располагался в Манеже, другой — в Красных казармах на Яузе. Главной целью этих отрядов было разрушение баррикад, возникающих в разных частях города. Баррикады перекрывали главные улицы Москвы с утра 10 декабря.

Используя сеть осведомителей, Московское охранное отделение сорвало все попытки создания организационного центра восстания. Собравшийся после очередной серии арестов новый состав революционного штаба дал указание низовым организациям действовать по собственной инициативе, после чего самораспустился. Таким образом, восстание превратилось в лишенные общего плана действий выступления в отдельных частях города. Тем не менее в пределах районов революционеры действовали достаточно организовано. Власть там явочным порядком перешла к районным Советам рабочих депутатов — Бутырскому, Замоскворецкому, Лефортовскому, Пресненскому и др.

Революционные дружины устанавливали в городе свои порядки. Фонарщикам было запрещено зажигать фонари, и с наступлением темноты город погружался во тьму. От дворников требовалось ни в коем случае не закрывать ворота в проходных дворах, через которые дружинники обычно уходили от преследования. Дворников-ослушников, согласно данной дружинникам инструкции, надлежало на первый случай избивать, а во второй раз расстрелять. Одиночных городовых дружинники разоружали, а при попытке оказать сопротивление убивали. Безусловно, убивать при любом удобном случае следовало приставов и все вышестоящие полицейские чины. Околоточных надзирателей надлежало арестовывать, а известных жестокостью по отношению к революционерам — убивать.

На Пресне был расстрелян тамошний околоточный В.А. Сахаров, а брандмейстера пожарной части при Прохоровской мануфактуре А.Н. Юшина революционеры повесили. Смертный приговор был вынесен начальнику московской сыскной полиции А.И. Войлошникову, хотя тот занимался уголовными, а не политическими расследованиями. Явившись к нему на квартиру, дружинники в присутствии семьи схватили Войлошникова, вывели его на улицу и расстреляли перед домом. В связи с участившимися случаями нападений московский генерал-губернатор был вынужден дать указание полицейским снять форму. Только в центре города городовые продолжали стоять на своих постах в сопровождении военных патрулей.

«Положение становится очень серьезным, кольцо баррикад охватывает город все теснее, войск становится явно недостаточно», — сообщал в Петербург Дубасов, прося помощи. Подкрепления могли быть переброшены в Москву только по Николаевской железной дороге, охранявшейся войсками. Дружина рабочих-железнодорожников эсера А.В. Ухтомского пыталась захватить Николаевский (ныне Ленинградский) вокзал, но была отброшена. Перестрелки происходили по всему городу. Особенно ожесточенные бои шли на Арбате, у Красных ворот, на Кудринской и Серпуховской площадях. Войска получили приказ стрелять без предупреждения по домам, если оттуда велся обстрел, и по любой группе больше трех человек. Поскольку сочувствующие революционерам предупреждали их по телефону о передвижении войск, Дубасов отдал приказ отключить в городе телефонную сеть. В Москве был введен комендантский час с 9 вечера до 7 утра. Домовладельцам под угрозой конфискации было указано держать ворота дворов закрытыми.

К вечеру 11 декабря в восстании наметился психологический перелом. Население, прежде сочувственно относившееся к революционерам, больше не желало ради них терпеть обстрелы, темноту и нехватку продуктов. Во дворах ставили на место снятые ворота, запирали чердаки, откуда боевики могли бы вести огонь. Жители даже начали создавать собственные патрули, чтобы не пропускать в дома революционеров. С 12 декабря вместе с войсками на разборку баррикад под обстрелом дружинников пошла добровольческая милиция, организованная из членов правых партий.

Московская Дума координировала принимаемые влиятельными фабрикантами меры по обеспечению охраны банков, важнейших объектов городского хозяйства, а кое-где — и целых улиц и районов (Хамовников и др.). Новый городской голова Н.И. Гучков поначалу считал, что московское самоуправление, заботясь о нуждах горожан, не должно вмешиваться в вооруженную борьбу. По мнению Гучкова, «Дума должна признать, что насилие было с обеих сторон, и не становиться ни на одну, ни на другую сторону, а держаться середины». Впрочем, если революционеры открыто требовали уничтожения Московской Думы, то при генерал-губернаторе был создан совет из представителей московской администрации, общественных и сословных организаций для коллегиального решения насущных вопросов городской жизни. Не удивительно, что впоследствии Московская Дума стала содействовать властям в наведении порядка.

В разгар восстания Дума принимала меры по оказанию медицинской помощи многочисленным раненым. Всего было развернуто более 20 санитарных пунктов, медикаменты туда доставлялись бесплатно с городских складов. На помощь раненым приходили простые москвичи, нередко вынося их под огнем, с риском для собственной жизни. По предложению городского головы Московская Дума приняла обращение с призывом: «Во имя христианской любви, милосердия и любви к Родине — прекратить борьбу и кровопролитие!» Московские священники неоднократно вставали между войсками и дружинниками и уговаривали их опустить оружие.

К 14 декабря, после трех дней ожесточенных боев, восставшие оказались отброшены к городским окраинам. Большая часть дружинников покинула Москву вместе с потоком рабочих, которые устремились прочь из города. Правда, в центре города отдельные группы боевиков еще стреляли в городовых, даже нападали на полицейские участки. 15 декабря в городе начались массовые аресты активных участников восстания. Всего было арестовано около 500 человек. 16 декабря стрельбы в центре города уже не было, беспрепятственно шла разборка оставшихся баррикад. Начала работу городская электростанция, открылись магазины. Стали возвращаться на работу рабочие Лефортовского и Басманного районов, Замоскворечья. Очагами сопротивления оставались Симоновская слобода на юге города и район Пресни.

На Пресне, покрытой баррикадами, собрались наиболее боеспособные дружины революционеров, возглавляемые большевиком З.Я. Литвиным («Седым») и эсером М.И. Соколовым («Медведем»). К ликвидации «Пресненской республики» правительственные войска приступили после прибытия подкреплений — гвардейского Семеновского и Ладожского пехотных полков. Штурмом Пресни, последнего очага восстания в Москве, руководил командир Семеновского полка Г.А. Мин. Утром 17 декабря войска пошли в наступление, но были остановлены плотным огнем дружинников. Тогда Пресню подвергли жестокой бомбардировке. Артиллерия била по баррикадам и основным опорным пунктам революционеров — Прохоровской мануфактуре («Трехгорка»), мебельной фабрике Шмидта и лакокрасочной фабрике Мамонтова. Вскоре Шмидтовская и Мамонтовская фабрики загорелись, огонь охватил и многие соседние дома. Дружинники, отстреливаясь, отступили к Прохоровской мануфактуре. Восставшие обратились к Мину с просьбой прекратить огонь для вывода из зоны боев женщин и детей, оставшихся в рабочих казармах.

Перемирием воспользовались и сами революционеры. К утру 18 декабря, согласно приказу своего штаба, большинство дружинников ушли с Пресни. 19 декабря в Москве была завершена всеобщая политическая стачка, заработали фабрики и заводы, открылись все общественные учреждения. Однако на Пресне, на Даниловском сахарорафинадном заводе еще держалась в окружении последняя группа дружинников. Они сдались только 20 декабря. Над этими пленными революционерами был устроен военно-полевой суд. 14 человек полковник Мин приговорил к смертной казни. Они были расстреляны во дворе Прохоровской мануфактуры.

Еще более жестоко действовал командир батальона семеновцев полковник Н.К. Риман. Хотя вооруженное сопротивление уже прекратилось, он провел рейд по пригородному участку Московско-Казанской железной дороги для выявления скрывавшихся дружинников. На станциях Сортировочная, Перово, Люберцы, Раменская по подозрению в участии в восстании было схвачено и без суда расстреляно 63 человека (по другим данным 151 человек). Среди казненных был командир дружины железнодорожников Ухтомский, вывезший до этого своих людей из города на паровозе.

Всего за время восстания в Москве погибли 1059 человек — большую их часть составили случайные жертвы, в том числе 137 женщин и 86 детей. Войска в боях с дружинниками потеряли 28 человек, от рук революционеров погибло 36 полицейских (26 городовых, 7 околоточных, 2 помощника пристава и пристав). Впрочем, революция продолжалась, а вместе с ней появлялись и новые жертвы. В городе и после подавления восстания продолжали действовать боевые организации революционеров. Боевики то и дело нападали на представителей закона и устраивали дерзкие ограбления — «экспроприации».

Революционеры приговорили к смерти тех, кто возглавлял подавление Московского восстания. Летом 1906 г. был застрелен полковник Мин. Два покушения пережил генерал-губернатор Дубасов, полковник Риман в страхе оставил службу и уехал за границу. Из руководителей московских дружинников, кроме Ухтомского, был казнен по приговору суда только В.В. Мазурин, прозванный «истребителем городовых». При невыясненных обстоятельствах умер в тюрьме Н.П. Шмидт, успевший завещать деньги на новую революцию.
Д. Никитин, кандидат исторических наук