Маленький купальщик
В июле 1891 г. в Москве стояла необыкновенно жаркая погода. Крестьянин Василий Потапов, 13-го числа придя в купальни, выбрался на середину Москвы-реки и начал демонстрировать свое искусство пловца. Плавая вокруг купальни, Потапов услышал в одном из помещений женские голоса.
— Нужно им визит нанести, — заявил он стоявшей на берегу публике.
После этого Потапов не замедлил явиться в женское отделение в самом откровенном виде. Крики испуганных дам произвели на него самое незначительное впечатление.
— Ну, чего вы орете, нескладное племя? Я не съесть вас пришел, а погляжу на ваши фигуры и, шут с вами, уйду.
На крики явился городовой, которого Потапов побил.
Привлеченный к ответственности за бесстыдство и оскорбление действием городового Потапов был приговорен судьей Серпуховского участка Москвы к полутора месяцам ареста.
Как видно из Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, хулиган легко отделался — согласно ст. 31 в случае обиды полицейского действием виновному грозил арест до трех месяцев. Бесстыдные или соединенные с соблазном для окружающих действия карались арестом до одного месяца или штрафом до 100 рублей.
Не родись мужчиной
В середине августа 1892 г. москвичка Акулина Прокофьевна вышла замуж за Федора Ивановича Глазунова. Супруги жили счастливо и мирно только три дня. На четвертый день Акулина Прокофьевна возмутилась.
— Помилуйте-с, — жаловалась она своим бывшим подругам, — мой муж позволяет себе обращаться со мною, словно с рабыней: Акуля, пойди туда, сделай это...По какому, скажите, праву?
— Ведь муж!
— Чем же муж лучше жены?
— Все-таки муж...
— Это мой-то муж лучше меня? Докажу же я ему.
И Акулина Прокофьевна принялась «доказывать».
Федор Иванович три месяца терпел, но наконец не вытерпел и пожаловался мировому судье. В своем прошении он просил судью «наказать жену за нанесение ему ежедневных побоев», от которых ему стала жизнь не в жизнь.
— За что вы бьете вашего мужа? — спросил судья обвиняемую.
— Не родись мужчиной! — ответила та не задумываясь.
— Только за это?
— Чего же еще?
Мировой судья признал Акулину Глазунову виновной и приговорил ее к трехнедельному аресту. Ст. 134 вышеупомянутого Устава карала «нанесение обиды действием без всякого повода со стороны обиженного» арестом на срок до одного месяца.
Все повеселились
В мае 1868 г. у московского уездного мирового судьи 1-го участка господина Пукалова рассматривалось дело о нарушении тишины и порядка в вагоне поезда Московско-Курской железной дороги, следовавшего от села Царицыно в Москву. Обвинялись цеховой Николай Рыбаков, его жена и бывшая с ними компания. Рыбаков, будучи в нетрезвом виде, неприлично вел себя в вагоне 2-го класса. Когда, по заявлению пассажиров Ефремова, Пановского и Неронова, обер-кондуктор Новомейский хотел переместить Рыбакова в вагон 3-го класса, он оказал сопротивление. К тому же кто-то из его компании толкнул начальника станции Феоктистова. Рыбаковы, со своей стороны, жаловались на оскорбления, нанесенные им Новомейским и Феоктистовым. Мировой судья приговорил Рыбакова как зачинщика к аресту на четыре дня, а остальных участников беспорядков к штрафу в два рубля серебром.
Мировой съезд по жалобе Рыбаковых изменил приговор, дополнительно осудив должностных лиц железной дороги к семидневному аресту. Кассационный департамент Правительствующего Сената направил дело на новое рассмотрение, указав, что должностные лица совершили свой проступок при исполнении служебных обязанностей и подлежат ответственности в дисциплинарном порядке.
При новом рассмотрении Рыбаков подтвердил, что обер-кондуктор стал тащить его из вагона и разбил ему лицо, а жене порвал мантилью.
Товарищ прокурора высказался за передачу дела по жалобе на поведение Новомейского и Феоктистова на рассмотрение их начальства, так как оба находились при исполнении. Что касается Рыбакова, ему так и пришлось отсидеть четыре дня за учиненные им безобразия.
Судья попался знаток
В ночь на 8 июля 1869 г. заведующий Даниловской слободой Москвы господин Уклонский, проходя по улице с двумя полицейскими унгер-офицерами, заметил, что сквозь щель оконной ставни питейного заведения цехового Никифора Савинова пробивается свет. Подойдя к окну, они увидели в щель сидящих за столом Савинова, унтер-офицера Новикова и крестьянина Вавилова, которые играли в карты. На столе лежали деньги, и стояла водка. Стражи порядка стали ломиться в дверь, свет тут же погас. Жена Савинова их впустила, но гости успели попрятаться под перину и на печку. На месте составили акт.
Мировой судья спросил Савинова, признает ли он, что завел картежную игру в своем заведении.
Савинов (весь трясется): Играли-с, ваше благородие, сиятельство. Играли-с вдвоем с Вавиловым.
Судья: А Новиков играл?
Савинов: Никак нет-с. Он выпил, а в карты не играл. Играли мы с Вавиловым, только не на деньги, а на косушку водки.
Вавилов показал, что играл в карты. Только «в дураки», а не «в три листа».
Судья: Не припомните ли, по скольку карт сдавали?
Вавилов: По четыре.
Судья: Да вы, наверное, никогда в дурака и не играли?
Вавилов: Никогда, ваше благородие. В жизнь мою карт в руки не брал.
Судья: Как же, вы говорите сами, что играли в дурака с Савиновым?
Вавилов: Это точно-с, что играли. Только на две косушки.
Судья: Ну, хорошо. А когда пришел Новиков, играл он с вами в карты?
Вавилов: Играл ли он, не упомню. А пришел эдак часов в 12, ночью.
Судья: Заведение было еще отперто?
Вавилов: Никак нет-с, заперто.
Судья: Каким же образом вошел Новиков?
Вавилов: Это уж вашему здоровью не могу сказать. Должно быть, заведение было отперто.
Новиков показал, что пришел в 11 часов вечера. В дурачка сначала играли Савинов с Вавиловым, а потом и он, подвыпивши, присоединился к ним. Играли они не на деньги, а на водку. Деньги, может, и лежали на столе, но он этого не припомнит.
За организацию азартных игр судья, показавший себя неплохим знатоком их правил, приговорил цехового Савинова к штрафу в 40 рублей, пригрозив в случае неуплаты арестом на 10 дней. Савинов на это решение изъявил удовольствие. Это и понятно, так как по ст. 46 вышеупомянутого Устава «за устройство запрещенных игр в карты, кости и т. п., однако не в виде игорного дома», виновные подвергались аресту на срок не свыше одного месяца или денежному, не свыше 100 рублей, взысканию..
.
Г. Николаев